Саша Чёрный

ГОРОДСКАЯ СКАЗКА

Профиль тоньше камеи,
Глаза как спелые сливы,
Шея белее лилеи
И стан как у леди Годивы.

Деву с душою бездонной,
Как первая скрипка оркестра,
Недаром прозвали мадонной
Медички шестого семестра.

Пришел к мадонне филолог,
Фаддей Симеонович Смяткин.
Рассказ мой будет недолог:
Филолог влюбился по пятки.

Влюбился жестоко и сразу
В глаза ее, губы и уши,
Цедил за фразою фразу,
Томился, как рыба на суше.

Хотелось быть ее чашкой,
Братом ее или теткой,
Ее эмалевой пряжкой
И даже зубной ее щеткой!..

"Устали, Варвара Петровна?
О, как дрожат ваши ручки!"-
Шепнул филолог любовно,
А в сердце вонзились колючки.

"Устала. Вскрывала студента:
Труп был жирный и дряблый.
Холод... Сталь инструмента.
Руки, конечно, иззябли.

Потом у Калинкина моста
Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста.
Что с вами? Вы ищете спичек?

Спички лежат на окошке.
Ну, вот. Вернулась обратно,
Вынула почки у кошки
И зашила ее аккуратно.

Затем мне с подругой достались
Препараты гнилой пуповины.
Потом... был скучный анализ:
Выделенье в моче мочевины...

Ах, я! Прошу извиненья:
Я роль хозяйки забыла -
Коллега! Возьмите варенья,-
Сама сегодня варила".

Фаддей Симеонович Смяткин
Сказал беззвучно: "Спасибо!"
А в горле ком кисло-сладкий
Бился, как в неводе рыба.

Не хотелось быть ее чашкой,
Ни братом ее и ни теткой,
Ни ее эмалевой пряжкой,
Ни зубной ее щеткой!

Юзік - пузік,
Барабан,
Тры качулкі,
Адзін збан.

* * *

Віця, Віця, Віцяля
З'еў карову і цяля,
А тады яшчэ падрад
З'еў дванаццаць парасят.

* * *

У чырвоных ботах
Ходзіць па балотах
Бусел даўганосы,
Жабы сабе носіць.

* * *

Антон бацька,
Антон я,
Улавілі салаўя.
Бацька - ў пуню,
Сын - у ток,
Бацьку абсеклі,
Сын уцёк.
Антон казу вядзе,
Антоніха падганяе,
Каза бубкі раняе,
Антоніха падбірае.
Не папала па казе -
Ды па Антонавай назе:
Антон плача,
Антоніха скача.

* * *

Бусел, бусел-клекатун,
Схапіў жабу за каўтун,
Па балоту валачыў,
Нагавіцы замачыў.

Каждый божий день, в половину пятого пополудни
Или раньше,
Я встречаюсь с героями Ларса фон Триера,
(В чёрствой пустыне, шевелюрных лесах, гидравлической тундре),
Они беспечны и голы,
В своём бешено немодном 2D;
И если вдруг эта простыня после них останется целой –
Мы займёмся любовью прямо на этой стене…

У меня есть змей-искуситель под языком,
У кого-то там – вертолёты «Апач»,
Если бы я выдерживал 100 килограмм на одном пальце
одной рукой
на одной ноге
Я бы сказал тебе: не плачь,
По всем киногероям, придуманным мной для тебя,
В вольфрамовых шубках идущих на эшафот монтажёра…

Лечу к волхвам, сверяя путь по брошенным огонькам сигар
Или рисунков пеплом,
Я снова увижусь с героями Ларса фон Триера,
(Застиранным днём, засвеченной ночью, с разбитыми веками),
Они угрюмо-бесполы
В своей двухмерной реальности,
И если вдруг эти фигурки оставят пространство после себя –
Мы займёмся любовью прямо на этом упругом воздухе…

Каждый чёртов день в шесть часов пополудни
Или чуть позже,
Я встречаю троих нищих орлов инквизиции,
И если они вновь разожгут свои
Бутафорские костры,
Из вырезанных цензурой кадров,
То мы займёмся любовью прямо у них на глазах,
Как герои Ларса фон Триера...

...............................
Создаётся впечатление, что любовью она займётся при любом раскладе. Молодец!

И если вдруг эти фигурки оставят пространство после себя –
Мы займёмся любовью прямо на этом упругом воздухе…

Очень зримая и даже тактильная метафора получилась. Как зовут эту поэтессу?

Тогда непросто вам решить, как же быть
Вы не решаетесь ни сесть, ни поесть
И только смотрите, как волк, на пирог
Мечтая откусить кусок...

(Песенка из фильма "Pas sur la bouche")